Природа сна

Путь к любому осознанию, лежит через тысячу вопросов, которые ты задаешь себе в процессе твоего существования.  «Верить или не верить – не важно. Главное - задавать себе все больше и больше вопросов». Чем больше ответов ты сумел получить, тем ты совершеннее, завершеннее.

Я проснулся поздно. Тело отказывалось приходить в состояние равновесия, но постепенно, мой вестибулярный аппарат нащупал центр тяжести моего тела,  я встал с края кровати, чтобы воспользоваться зубной щеткой и заварить пуэр.

Грядущий день был свободен, собственно поэтому, подъем состоялся в послеобеденное время.  И все-то было как обычно, но длинный ночной сон не давал мне покоя. Я впечатлительный человек, и, очевидно, яркости сна, было достаточно моему включавшемуся ото сна рассудку, для старта размышлений.

Я видел себя семейным человеком, со всей серьезностью, деталями, чувствами, (которые наяву я никогда не испытывал прежде). Можно дерзнуть и предположить, что чувство ответственности, которое я примерил на себя этой ночью, заставило меня подняться еще на одну ступеньку взрослости. Моя жена была человеком мне хорошо знакомым,  но, что примечательно, я женился на ней необычно - у нее был маленький ребенок, её сын.  Все было очень реалистично, я испытывал и взрослую, спокойную нежность к ней и чувство ответственности к ребенку. Совершенно неясно, почему в моем сне, фигурировал именно тот человек, который фигурировал. Не ясно так же, что мог означать и ребенок.

Но все это лишь затравка.  Главными необыкновенностями подъема, были размышления о природе сна, которые влезли в мою голову прямо в момент выхода из постельного тумана. Мне мучительно хотелось понять: откуда в сон приходят такие логичные детали?

Не знаю, связно ли будет привести еще один маленький случай из недавних будней, который, очевидно, тоже имеет отношение ко всем вопросам, которыми я задался, со всей серьезностью, этим утром.  А все же, я расскажу.

Я поднимался на эскалаторе.  Обычное дело – разглядываешь проезжающих вниз. Разглядываешь машинально, интерес обычный.  Менталитет нашей страны это позволяет, что в Америке, скажем, недопустимо. Там, откровенный интерес и прямой взгляд в глаза сочтут вызовом, руководством к действию. У нас – это практически не значит ничего.

Люди медленно мелькали вниз, но спустя секунду, мой рассудок встрепенулся. Он начал настойчиво переваривать – «Так, так! Думай, соображай, что-то не так! Происходит что-то не обычное! Соображай, вари!»  И,… спустя секунду, щелчок - «Точно!  - я знаком с человеком, который проехал мимо меня! Я его знаю».

Обычное дело, но этот случай заставил меня задать себе кучу мучительных вопросов по дороге в отель. Ведь на это лицо, в потоке остальных людей, было отведено лишь долю секунды. Но, тем не менее, картинка, проходя через некий фильтр памяти,  среди общих терабайтов зрительной информации, задержалась. Вызвала сначала странные ощущения, потом еще какой-то неведомый автоматический процесс, потом вывод. Почему это работает так? Почему на процесс  узнавания нужно именно столько времени? Как мозг сортирует зрительную информацию? По каким критериям он оценивает нужность и не нужность…. Вопросов было головокружительно много.  Я пришел в отель, погрузился в работу, вопросы остались без ответа. Но они не были бессмыслицей. Они стали еще одной капелькой, к странным ощущениям последних дней, которые вылились сегодня утром в этот текст. 

Размышления о природе сна:

Можно предполагать две вещи, которые могут послужить точками отправки  в размышлениях:

1)            Внутри тебя есть скрытый творец, который в состоянии твоего крепкого сна, с легкостью изобретает в твоей голове сюжеты - это скрытые мощности мозга;

2)            Второе – это то, что не является моей идеей, но я склонен в это верить – подсознание, в момент  отключения сознания, подключается к некоему информационному полю, в котором содержится любая информация, о любых вещах, и, попросту, читает все, что необходимо прочесть.

Подсознание – это состояние разума, когда диалог внутри тебя останавливается; когда отключаются все твои пять чувств.

Внутренний диалог -  это состояние разума, когда мы непрерывно слышим голос внутри головы, произносим про себя что-то,  пытаемся беседовать с собой. Некая двойственность разума, в которой и вправду, происходит диалог между двумя твоими внутренними собеседниками. Вы знаете, о чем я говорю.

Первая точка отправки – мозг человека имеет скрытые мощности.  Допустим, в момент, когда человек засыпает, его внутренний диалог останавливается,  рациональный разум перестает следить за окружающей действительностью; включается иная природа человеческого существования.  Тогда высвобождаются колоссальные интеллектуальные ресурсы мозга, и сознание человека в таком состоянии, превращается в гениального творца. Ведь послушайте, каким образом можно придумывать столь логически безупречные, очень связные и оригинальные сюжеты, которые подчас заставляют нас весь день после пробуждения находиться под их впечатлением? Человечество снимает фильмы, пишет книги, музыку.…  Но это колоссальный труд!  Даже гениальные люди делают это не единой импровизацией, а долгой работой, правками, большим количеством времени. Сон же рождается импровизацией, причем некоторые его детали повергают меня в шок своей оригинальностью и неизвестностью того, где и когда я мог их видеть и видел ли я их вообще. 

Например, я вижу сон. Все происходит как в кино. Есть начало, есть логически связное продолжение, есть детали. Сюжетная линия сна движется как пленка кино.  Где-то в его не значительном уголке мелькает маленькая деталь; рисунок скажем; песня, стихотворение, остроумная надпись; название книги, лежащей на столе;  что-то оригинальное из телевизора, включенного на заднем плане и как бы не имеющего особенного отношения к основной сюжетной линии сна. …

Но простите! Как же мой мозг, решил эту задачку, которую в режиме бодрствования, едва ли способен решить?   Например, я не умею рисовать. Но в моем сне, мелькает картина, которую я, кажется, никогда не видел прежде, но она нарисована явно художником. Я слышу песню по радио, это, кажется, не существующий в нашей жизни артист, но он делает музыку и поет в рифму.  Кто придумал эту песню? Неужели это тайная часть рассудка, «по-ходу», мимолетно, импровизацией, сочинила что-то вполне связное, законченное даже, что-то такое, на что мне, в бодрствовании вряд ли хватит интеллекта. Это многочисленные вопросы, которые я задаю себе после очередного сонного сидения на краю кровати, еще не оправившись от прожитого во сне. 

Да, конечно, вы скажете - это наша память. Хорошо! Тогда, во-первых – не удивляетесь ли вы ее чудовищному объему, который нам не доступен вне сна. И, во-вторых – я, как ни напрягаюсь, не могу вспомнить, где я мог видеть подобные детали в жизни.

Неужели во сне, наш мозг способен виртуозно сочинить окружающий мир в гениальных деталях? Создать в одиночку и в режиме «онлайн импровизации» то, что в «реальности» делают люди, окружающие тебя? Не ты!  В реальности, ты никогда не имел отношения к написанию песни по радио; созданию картинки; видео из чьего-то ноутбука, телевизора; рекламы на уличном биг-борде, с несуществующей торговой маркой; искрометного диалога прохожих. И все это как бы на фоне, невзначай.  «Ой! Я снял фильм! Ой! Я написал песню!».

Перейдем ко второй точке отправки размышлений о природе сна.  Сознание, которое в режиме сна трансформируется в «подсознание», имеет некий инструмент подключения к общему «информационному полю». Т.е., мы ничего не изобретаем во сне – мы попросту берем это, читаем, смотрим. Там,  в глобальном хранилище данных, есть все.  Объем этой информации никогда не уложится в голове двуногого, т.к. человечество еще не придумало таких информационных носителей.  Оно не изобрело еще того материала, из которого можно изготовить такой гиппергигантский «жесткий диск».  Допустим, там есть все. Отсюда очередные загадки: по каким механизмам подсознание открывает именно ту страницу, которая будет прочтена этой ночью?  Для чего нам нужно видеть этот сон? Что полезного в нем содержится? 

Толкование снов для меня неинтересно. Я несколько не могу себе объяснить причины, по которым это толкование может быть правдоподобным и иметь некий систематический характер. Говоря проще – я не верю.  Видимо, цепь случайностей еще не натолкнула меня на людей, литературу, и т.д., кто мог бы мне это вразумительно объяснить. Но, в конце-концов,  объяснить это могут люди, а я тоже человек, и иногда задаю себе сложные вопросы, а значит, попытка объяснить себе самому природу этих вещей - имеет место быть.

Последняя вещь, о которой я хотел бы поговорить, знакома каждому. Знакома не понаслышке,  а по вполне конкретным, но в той же мере непостижимо загадочным ощущениям.  Это настоящая мистика, которая более всего имеет отношение к каждому из нас, и никто (смею предположить), не станет спорить о великой загадочности ее природы. Я говорю о «Дежавю».

Это красивое слово иностранного происхождения, которое буквально означает по-французски: «Уже было».  Не впервые, но сегодня утром в очередной раз, я испытал некое озарение при попытке связать свой сон, оставивший след в душе, с этим загадочным ощущением, которое впрочем, не так часто  стало баловать меня своим посещением. 

Догадка, которая заискрила утром в моем включившемся аналитическом аппарате, была следующей:  «А что, если «Дежавю», это ничто иное, как встреча в повседневной жизни кусочка тобою когда-то пережитого и забытого сна, лицом к лицу, здесь и сейчас, точь-в-точь? ».

Ведь это уже, как минимум, один из ответов  на вопросы, которые я так часто задавал себе на протяжении всей своей сознательной жизни:  для чего видеть сны? Что в них полезного? Ведь ничего в нашей жизни не происходит зря! Я верю в это.

 Вот и ответ: сон предупреждает тебя о чем-то вполне конкретном.  Возможно, даже не предостерегает, а просто дает знать, что то, что ты видишь во сне, возможно в твоей судьбе, точь-в-точь, деталь-в-деталь, но произойдет едва ли, в виду многовариантности судьбы - именно поэтому «Дежавю», нечастое явление. Сон дает тебе знания наперед, прозапас. 

  Знаете, по мне, загадочное явление «Дежавю» объясняет не нужность толкования снов, бесполезность. Сны, это то, что не нужно толковать! Это то, что нужно воспринимать как абсолютно реальную картинку жизни, которая вполне может происходить в будущем,  только маловероятна, в виду огромного количества вариантов твоего поведения.  Вариантов того, что называется судьбой.

Четыреста восемьдесят минут

Жизнь - это зачастую то, на что многие из нас мало обращают внимания. То, ценность чего ощущаем лишь задним числом, постфактум. Наверняка, каждому человеку рано или поздно приходило в голову, что он проживает здесь и сейчас что-то важное, нужное, попросту интересное. Однако, это осознание, приходит лишь на секунды, минуты, лишь приоткрывает завесу, за которой разгадка парадоксальности отпущенного тебе времени. Загадочный парадокс времени, в том и заключается, что осознание золотого веса минут, приходит только тогда, когда они уже тысячами сложили кусок твоей личной истории, твою судьбу…   

Черно-белый контраст пережитых впечатлений, никогда не позволит мне называть ту осеннюю ночь обычной. Временными рамками моей жизни ей обеспечена близкая, не пыльная полочка в памяти. Причин тому две. Первая: то, что происходило со мной той сентябрьской ночью, действительно меня волновало. Вторая причина, имеет для меня больший вес: то была первая потребность описывать что-либо, прибегнув к помощи текстового редактора и подушечек своих пальцев, а этого, раньше, если верить памяти, - не случалось.

 Попросту начиная свой небольшой рассказ, скажу: события те, происходили со мной на самом деле; людей я не выдумывал тоже. В сущности, я взялся точно реконструировать одну примечательную ночь из истории своей жизни. Расценив мой рассказ как расписку в собственной впечатлительности - Вы не ошибетесь. Я, в самом деле, до детского впечатлителен...

I

Вечер принимался медленно проникать сквозь стеклопакет в холл, он нес с собой конец моей рабочей смены. К этим дням, листья уже прожили свое и замертво упали на свежий асфальт моих наземных будничных маршрутов. По сумеркам, по сырым листочкам, я мягко топал к станции метро; возвращался домой. Прохожих было комфортное для прогулки количество, в воздухе стоял свежий штиль, шагать было по-кайфу. В руке, я энергично сжимал ручку своего черного портфеля; каждый мой шаг, старался его увесисто раскачать, но рука, надежно гасила амплитуду до взрослой манеры ходить с мужским аксессуаром такого рода. Ну не размахивать же им в такт походке, словно школьник. А впрочем, кому до этого есть дело?

 В те дни, я медленно, но неотвратимо погружался в уже возникавшую ностальгию по этому городу, она была меланхоличной, и я отдавался ей без боя. Осенью, я-таки подружился со своим решением оставить этот город. Очевидно,  поэтому он становился все добрее и уютнее. Консистенция времени с каждым днем становилась гуще, а оставшееся пребывание в нем ценнее. Существовала тому и еще одна причина: там, где мне часто приходилось топтать свои ботинки, положили новенький асфальт. Он был постоянно вымочен дождливым сентябрем и застелен желтыми листьями, приобретая тем самым, пёструю, ярко-желто-черную поверхность. Вместе с тем, отремонтировали и попутные дворики. В некоторых точках моего  маршрута, неотвратимо росли в небо новые современные здания. Для центра, это приобретало симптоматичность. Они вырастали удивительно быстро, как «на дрожжах», но дрожжами, конечно, являлись деньги. «Для человека деньги - суть пятая стихия, наравне с землей, воздухом, водой и огнем».  Словом, обороты урбанизации увеличивались  - чего мне, умеренному эстету, достаточно для рождения симпатии к городу. Частые тропинки в отель,  на стадион,  в университет, ближайшую станцию подземки (из чего, собственно и складывались мои будничные маршруты), приобретали все новые нотки и будто бы оттенок эпилога …

 В самом деле, стало жаль прекращать двигаться в одинокой ветке метро, которая в Екате, и вправду, была единственной. Количество станций не исчислялось ни десятками, не тем более сотнями – их было семь. Я же, регулярно вдыхал  затхлый, сырой запах лишь четырех. Моя привычка к ним была чрезвычайной.  Со временем, мне становилось интуитивно известно, например, какова сегодня длинна очереди в кассу за жетонами. Обычно, людей не было много, дышалось свободно, просторно. Передвижение не являлось утренним или вечерним стрессом - как это у многих бывает. Народ, в большинстве своем молод, красив, опрятен, уж не знаю, чем это было обусловлено, но подземку, в Екатеринбурге, использовали люди опрятные. Во всяком случае, это была картинка из моего мироощущения. Не очень-то я ошибусь, если объясню это масштабами Екатского  андерграунда - в сущности, он функционирует в квадрате центра этого города, а центр всегда опрятен.

II

Тем же вечером, в то время как до полночи оставалось чуть более часа, моя умница «Нокия», выполняя заблаговременную просьбу, принялась шуметь давно опостылевшей мелодией будильника. Неблагодарно заткнув ее, я медленно уселся на краю кровати. Свинцовые остатки сна вот-вот должны были покинуть меня.

Душ, еда, и несколько позже, «23:59», на крупном дисплее настольных часов, поменялись четырьмя зелеными нолями. По глупой привычке, веря в силу цифровых совпадений, я загадал какое-то мимолетное желание, просто так, из суеверной жадности, словно это минутная золотая рыбка в руках. Серийное нажатие на распылитель флакона, перед не лгущей амальгамой зеркала, обозначило, словно выстрел стартового пистолета, конец прелюдии к ночной жизни. Я начал движение по еще более посвежевшему ночному полису.

На тротуаре, несколько запрокинув голову, стремясь взглядом к светящимся окнам последних этажей новоявленной тридцатиэтажной башни, я ожидал подходящего случая для того, чтобы поднять руку навстречу проезжающей машине. Холодная вода монотонно просеивалась над городом через мелкое сито неба. Моросил дежурный дождь.

Было решено встретиться с моей сегодняшней компанией у входа в ночной клуб. Заведение являлось фешенебельным. Человек, который наполняет клуб красиво упакованными, фотогеничными личностями, попросту зарабатывал на входе левые деньги, забраковывая довольно приятных молодых людей. Позже, он отдавал их в поле зрения другого человека - тот, в свою очередь, шныряя в околовходной толпе, в «исключительном» порядке, «на ушко», предлагал причислить себя к бомонду, который имеет возможность напиться и под музыку «отдохнуть», глазея на происходящее изнутри.  Разумеется, милость «фейсера» продавалась за не смешную сумму. Такая работа, наверное, суть хороший трамплин для будущей карьеры Российского  чиновника. Попасть внутрь подобного заведения большой компанией «с улицы» получается не часто…         

Когда зеленая семерка, пойманная «с борта», передвигалась в направлении центра, с полночи минуло уже более трех часов. К этому времени дождь усилился, и все пятеро успели порядком подпромокнуть

То была сентябрьская ночь субботы – фактически воскресенье. Сзади, периодически протирая рукавом потеющее окно, я хватаю глазом мелькающие картинки ночи - пейзажи охлаждающегося осеннего урбана.  Понятно, что ближайшие восемь месяцев тут не запахнет летом, оттого-то начало осени и грустно. Передвигаясь по улице Малышева, шеф увидел световую составляющую того, что обычно сопровождает вой милицейской сирены – конечно, это интуитивно заставило его замедлить скорость. Очередная картинка, сквозь мокрое окно семерки, оцепеняюще приковала к себе мое внимание. Мои глаза надежно взяли под контроль мышцы, которые управляют медленным скручиванием шеи, поворотом головы. Следующий миг обдавал букетом схожих, последовательных чувств - любопытством, смятением, взволнованностью и тревогой. Увенчивала всё чрезвычайная грусть, вобравшая в себя все эти переживания.

На пустынном в ночи проспекте, под периодичный желтый свет далекого  светофора, аварийных огней скорой, патрульного «Уаза», классически-черного, тонированного "Гелентвагена", разыгрывалась совсем не выдуманная драма. Тяжелый Мерседес, зловеще простаивающий посреди проезжей части, с четырех сторон ритмично вспыхивал желтыми аварийными огнями. Имиджевый внедорожник выглядел вспотевшим под дождём угрюмым быком, только что затоптавшим человека. Две крепкие мужские фигуры в темных куртках на белый халат, готовились нагрузить носилки. Он лежал вниз лицом; его бездыханное тело стыло; был одет как многие. На неестественно раскинутых и вывернутых в стороны ногах, угадывались серые мокасины. Все еще модная среди нас, молодежи, в последних двух сезонах, черная кожаная куртка - каких в одном Екате тысячи. Обыкновенные, темно-синие джинсы среднестатистического парня-тусовщика. Резкость моего полноценного зрения позволяла разглядеть чудовищную деформацию головы. Парню уже не поднять ее из лужи черной крови - настолько густой субстанции, что даже сквозь стекло, ночью, видно было, как дождь средней  силы, не может ее размыть. Черный асфальт перенимал остатки тепла его тела. Забирал и рассеивал по каменным фундаментам близлежащих зданий, будто душа его крупицами уходила в подземные коммуникации города, поглощалась видавшими всякое, холодными свидетелями древности - камнями.

Происходящее стряхнуло с меня хмель и остатки праздности. Я не в силах был отлучить свое внимание от страшных деталей. Здесь и сейчас, смерть имела молодое лицо – именно это придавало всему особенный смысл и трагизм. Всё, включая даже нашу антропометрическую схожесть, делало эту смерть знаковой для меня. На секунду, увидел себя лежащим вниз лицом, в страшной черно-красной консистенции, мокнущим, очевидно, уже около часа, трупом….

 Вот, мне представилось, как об этом узнает мать, друзья; как он, возможно, в этот вечер, собрался выбраться по обычаю субботы в ночной клуб. Он занимался тем же чем и мы, я, - бегал из клуба в клуб в поисках интересной вечеринки, из бара в бар; искал эфемерного, несуществующего в полной мере, удовлетворения своих молодых потребностей. Участвовал в погоне за ночными удовольствиями большого современного города. Интересно, чувствовал он что-то в этот вечер? Была ли тревога, грусть, или, как говорят, кто-то знает, что уходят его последние дни? Хм, на студента похож…. Давно ли дома был? Месяц? Два? Полгода назад? Вмиг перестал существовать на дороге жизни. Сознание его, разом освободилось от  многих бытовых вещей. Несколькими часами раньше, он, конечно, думал о предстоящих на неделе делах, он прикидывал в голове сумму, просаженную на клубный алкоголь, думал о том, что не плохо бы прикупить новых шмоток. Даже если он был иногда декадентом (что часто в нашем возрасте), все равно, он держал в голове жизненную программу, на срок с плавающими временными рамками. И рамки эти, без сомнений, выражались десятками лет, потому, как и Стивен Хокинг, однажды, метко записал: "Я заметил, что даже те люди, которые утверждают, что все предрешено, и что с этим ничего нельзя поделать, - смотрят по сторонам, прежде чем переходить дорогу". Все это пронеслось в голове быстро, не плавным приходом, не картинками, - монолитным ощущением.

III

Родиться мне пришлось на Урале. Сейчас, я находился в его средней, еще не северной полосе и то была обычная осенняя суббота. Врачи и милиция, разумеется, снисходительно промолчали бы над моей впечатлительностью. То были их будни. Чувства же водителя элитной классики, как и сам этот человек, для меня навсегда останутся загадкой. Простите меня за ранимость, но тогда мне стало очень тоскливо.

Обернувшись в салон, я автоматом переключил визуальные ощущения на лица сидевших рядом. Они выражали печать праздного любопытства к причине красивых беззвучных вспышек милицейской сирены. Не хочу, чтобы это выглядело упреком - судя по всему, кусочек протертого мною стекла, был слишком мал для того, чтобы кто-то, мог испытать это в унисон со мной.

Типичный бомбила, тем временем, доставлял с перегрузом в салоне, к конечному пункту поездки, пятерых веселых нарядных ребятишек. Доставлял туда, где в надежде на моральное удовлетворение, будут просажены оставшиеся деньги. Предстояло расплатиться с водителем и подняться на чердак невысокого здания, являющего собой "Нью бар".

Под тяжелым впечатлением, я протопал ступеньками вверх. Внутри, в сигаретном дыму, музыка и свет ломались рваными ритмами. Проведя некоторое время в этом шумном тумане, я все еще не мог покинуть мыслями злополучный проспект. То самое монолитное ощущение, по-прежнему излучало внутрь меня свою тяжелую радиацию. Конечно, я не нашел ничего лучше, чем разбавиться алкоголем.

Эксцентричного вида бармен поставил на стойку три шота обыкновенной водки. Я, решительно, с минимальным интервалом закинул их в себя; закусил лимоном; попросил сигаретку.… Потеплело, тепло,… действительно, алкоголь хороший к клину клин. Вот, я уже обращаю внимание на музыку, она мне симпатична, совсем освоился. Повсюду разнообразные бескаркасные пуфики-подушки, стулья, столики, деревянные полки-перегородки. Стеллажи образуют прозрачные стены. Их наполнили дармовой литературой, изданной в СССР. Книги разбросаны как попало. За пультом тучный, бородатый человек. Он рулит весельем, криво нахлобучив на себя большие наушники. На танцполе происходит то, что и должно происходить. Сейчас, я бросил якорь под приоткрытым полугоризонтальным окном, врезанным в скат крыши. Стою, приподняв голову вверх, через оконную щель на меня падают редкие капли дождя - гасят пережитую грусть; веет свежим запахом.

Вот приехали еще четыре выпивших человека и присоединились к нашей компании. Была еще водка, было туманное веселье, были дилетантские танцы. К утру, шумный хаос начал причинять дискомфорт. Все очевидно устали, и, организовавшись, стали спускаться вниз. Снаружи, небо все еще было заряжено монотонно заливать предрассветный город.

 IV

Ночь заканчивалась, купюр в карманах не оставалось, опустели и городские улицы. Рассвет, только готовился светить по следам двух шагающих под дождем фигур. Только, судя по времени, готовился…, но все никак не мог прогнать тёмную осеннюю ночь. Я и Токи, рассадили всех в такси, а сами, нацелено зашагали в один из районов этого города, в направлении обычной девятиэтажной точки карты - нашего жилища. Нам, было очень по пути этим утром.  К счастью, сесть в такси было совершенно не на что…

Улицы пусты; светофоры весело разрешают всё; шум автомобильных шин редок, словно воскресный школьник. Проголодавшись, расходуя резервную энергию, мы шлепаем по очередному проспекту центра, спешить незачем – вода в ботинках уже откровенно хлюпает. Беззаботно ступая по самым лужам, отрывками, я вспоминаю летние картинки из босоногого детства, - в самом деле, промокать уже совершенно нечему. Детские воспоминания прерывает всплывшая цитата: помню, Токи, однажды, иронично выдал: "Я, как гусар, - слегка пьян и гладко выбрит", - очень уж, помню, мне это доставило, вот, я этот каламбурчик и припомнил, к обстановочке, да и автор по левое плечо.

Измерив глубину доброй дюжины луж, плавно, мы приближались к тридцати трех этажному строящемуся зданию – «Демидов Плаза». Стройка, как вездесущий утренний чайник сонного обывателя, начинает закипать уже с очень раннего утра. КамАЗ-бетономешалка простаивал в открытых воротах забора, что возводят, обычно, по периметру строящейся высотки. Двигатель был включен, бочка вращалась. Можно было слышать, как персонал интеллигентно беседует по-таджикски.

По озорному наитию, по взаимной догадке, мы одновременно взглянули друг другу в глаза. Удостоверившись в азартности взгляда, мы перекинулись парой слов, и, не колеблясь, тотчас шмыгнули в открытые ворота. Азарт, действительно, был чрезвычайным.

Просочились. И вот, два молодых человека, в духе авантюры, остерегаясь хлама и арматуры в полу, охраны и рабочих, рыскают по серьезному строительному объекту в поисках бетонной лестницы, которая, должна привести нас на самую крышу. Естественно, причиной всему стал высотный магнетизм. Однако мы все еще бродили в здании многоуровневой парковки по соседству. Конечно, воскресный рассвет мог бы разом пролить свет на загадку дислокации перехода между зданиями. А пока, я благодарил наш технологичный, двадцать первый век, за большие дисплеи сотовых телефонов и ёмкие батареи. Пришлось здорово побродить, чтобы случайно, на третьем этаже, найти узкую щель, через которую был возможен переход в главный объект – высокую круглую башню. Пройдя по узкому бетонному коридору, мы очутились на третьем этаже большого, уходившего в небо бесчисленными кругами этажей, здания.

Никакой работы, сейчас, внутри «Демидова» еще не началось, тишина была несколько жутковатой. Гулкое безмолвие, контактируя с резким запахом сырого бетона, превращало его в предвестник риска и азарта. Осторожно, прощупывая ногами тропинку, мы таки нападаем на главную лестницу. Большое облегчение – уже совершенно ясно, что мы, все же, скоро запечатлеем на сетчатке своих глаз, недоступный многим, головокружительный пейзаж этой урбании. Стали подниматься: на очередном этаже у лестницы закончились перила; стало опаснее, недостроеннее, заброшеннее будто. Все тот же резкий запах сырого бетона и темная тишина, нарушаемая потрескиванием под подошвами, обильно осыпает наши пять чувств специфическими ощущениями. Наконец, однообразный ритм подъема ломается – мы под самой крышей. Теперь, нужно искать последнюю лестницу, ту, которая максимально приблизит нас к тёмному космосу; дело за малым. Повсюду в полу, зияют густой чернотой технические отверстия. Размер их таков, что вдвоем, можно взяться за руки и пролететь с диким воплем или молча, вниз, до какого-нибудь десятого этажа… (не могу утверждать, не приходилось пробовать). Перспектива пугающая, но, при должной осторожности, маловероятная, потому движемся. Однако, темнота тридцать третьего этажа, от страха угодить очередным шагом в то место, неизбежно придает движениям кошачий оттенок…

Разумеется, цель была достигнута. Известнейший обывателю гормон, сильно расширил зрачок, придавая глазу жадности. Мы, будто находились на арене цирка, была в этом какая-то схожесть: крыша, как и всё здание, была совершенно круглой, с бордюром по краю; почти угасшие звезды - послужили бы зрителями в сравнении; ну а приглушенность света - предвестником опасного номера. Мой гормональный фон праздновал победу адреналиновым фейерверком. Вообще, красота, взятая таким скачком, всегда вызывает матерщинные эмоции в небо. Косой дождь и сильный ветер, нисколько нам не мешал, напротив, - он неповторимо дополнял специфику нашей высотной эйфории. Мальчишеский максимализм подстегивал влезть еще выше – на узкий бордюр, двумя метрами выше плоскости крыши. Что же, лезем. За бордюром площадка тридцать второго этажа, встаем в полный рост.  Руки в стороны, и, выше нас с Токи, в приличном радиусе, нет уже ничего. Воздух – будто облако ешь… (Да, язык, как инструмент, неспособен передать эту сумму чувств; во всяком случае, не может сделать этого моими руками). На самом деле, я и не подозревал, что Екат может быть так красив из этой точки. Тот еще мегаполис. Знаете, все можно было бы списать на мою впечатлительность и остатки алкоголя, но Токи, полностью подтверждал сочность картины. А ведь он, совсем недавно, прилетел из Нью-Йорка. Он помнит ощущения, которые испытал, глядя на этот город-монстр с чудовищной (для двуногого) высоты.

Резкий порыв ветра едва не сбросил меня с узкой полоски бордюра. Это достаточно отрезвило. Организм, очевидно, таки-начинал устанавливать обыкновенные пропорции регуляторов в крови; стремился достигнуть будничной гармонии; усталость брала свое. Я, наконец, обратил внимание на холодный дождь, хлеставший в моё лицо косыми потоками: он педантично смывал с нас остатки цемента и это был знак - пора бы вниз. Мы, несколько успокоившись, спускались, и одного только было жаль – отсутствия нормальной фототехники…

V

Спустя восемь часов от полночи, с которой все началось, рассвет начал менять визуальную природу окружающих нас вещей. Дождь, все еще монотонно продолжал ставить временные рекорды для средней полосы еще не северного Урала. Устало ведя откровенные разговоры, уже по светлому времени суток, два мокнущих, но яркоглазых молодых гражданина, заканчивают своё путешествие в ночь. Им хочется пить, но карман располагает только круглым железом околоминимального номинала, подумаешь! - До девятиэтажной точки карты осталось несколько сотен метров. Сил на улыбку уже нет, но знаете, того, чем меня дважды ширнуло этой ночью, вам не достать ни у одного знакомого цыгана. Кровать, пахнущая неощущаемым запахом собственного тела туго приняла мое финишное падение…, три минуты…, отключение, turn off.

                                                                     

12 сентября 2011 года.

Круглое здание слева - "Демидов Плаза".

Моя романтика

  Говоря без хитрости в душе, меня все еще прет моя простая урбанистическая романтика. Она крайне проста и откровенна.

 Я всегда мечтал жить в маленькой квартире. В восьми, грубо говоря, стенах. В типовой однокомнатной. В "Полуторке" - говоря по-Уральски. Чтобы шестнадцать этажей, по стандарту и параллелепипедной формы дом. Этаж, - чтобы выше чем десять, - люблю высоту, она опасна и современна. В смежном с центром районе. Чтобы от карниза далеко было вниз...

 Всегда хотелось чтобы мир был чуточку иначе замучен. Сигареты, табак, не вредили бы здоровью двуногого. У меня была бы любимая пепельница, на столе, или выступе подоконника. И любимая. Я смолил бы в непогоду, по чуть-чуть, глядя в далекий асфальт из окна или развернутое во весь дисплей, белое окно блокнота. А у меня все было бы просто, без дизайнерских выходок. Простой, удобный диван. Средних размеров стол, заваленный книгами, и, возможно, листочками с рисунками-попытками и конспектами-карликами.

 Вот бы мир был чуточку иначе устроен - я бы смолил по лету, зиме или осени. Удобный, уютный стул и средней величины динамики в деревянном корпусе. Они бы мягко ухали за моей спиной по вечерам, придавая комнате объем, и жестче днем и по утрам. Хлам на балконе; уют в кухне и берлоге. Да, оставшееся от моего жилого пространства, за вычетом кухни, было бы моей

берлогой...Берлогой современного двуногого. Стул, стол; добрые деревянные колонки; диван; ноутбук на столе и ковер с длинным ворсом под ногами, а вниз... - не меньше десяти этажей. Чтобы джунгли за окном, таких же типовых многоэтажек спального района, большого, провинциального города. А может быть, Москвы или Питера. Вот бы мир был чуточку иначе написан. Я бы смолил и не щадил бы, свою эфемерную, возможную только, старость тела. Да! - я декадент немного.

 Мои восемь стен посещала бы она. Оставалась подольше, на ночь, две, три, не уходила бы вовсе, пока я не уходил бы в свой "Notepad". Она обижалась бы, посылала меня к черту со своими записками и уединением, но я звонил бы ей, возвращал, дарил нежность, откровение, уважение. Мы молчали, кричали, стонали, снова молчали бы, в двух квадратах восьми стен. Варили бы на кухне свой кофе, осенью, зимой, летом или весной. Многоэтажные прямоугольники за окном меняли бы оттенки фасада, подчиняясь настроению естественного освещения времени года. Конечно, на мой этаж тянулись бы провода с бесконечными пакетами данных, или витали бы в воздухе, невидимыми, электромагнитными радиоволнами. Цифровой космос носил бы меня по незнакомым его уголкам, но, чаще, знакомым до боли, до солидарного цвету стартовой страницы, цвета зрачка.

 Знаешь, я, кажется, ухватил самый смысл жизни за кончик его хвоста. Не важно какими будут мои восемь или четыре стены. Важно, что я буду проводить в них, со своими мыслями и чаем, часы интеллектуального напряжения. Чтобы вольтаж нейронов моего мозга был выше, чем в тридцати чересчур сытых стенах. 

 Наверняка, не обойдется без турника, гантели или чего посерьезней. В моих восьми стенах найдется место для подобной вещи. Да будет так, пока я телом не одрях. Аминь.

 Книги на моем столе, не лежат по одиночке. Их всегда несколько. И где-то глубоко, в одной из них, есть странички, одна или две, с загнутым краешком,- это чек пойнты,- не люблю закладки. Они брошены на некоторое время на стол, хотя, на стене есть полка. На полке тоже книги, но несколько, обязательно, в доступности вытянутой руки, - так временем повелось.

 В непогоду, будет горячий глинтвейн с медом, будет сваренный вручную кофе, торшер. Безотказный светильник на послушной ноге, будет жить на краю стола. Мягкий торшер, на строгой ноге, будет жить где мне порой вздумается. Я буду дружески велеть ему зажечься, нажатием кнопки, а он, с охотой, будет возникать из темноты, медовой тягучестью и теплотой своего желтого света.

 Чему в моих милых восьми стенах не бывать - так это глупому, говорливому ящику, телевизору. Отчасти, это обусловится временами - когда я обрету свои восемь стен, он в них канет. Но и моей прихотью тоже. И это - совершенно точно! Собаке в них не бывать тоже. Да и кошке, пожалуй, нет. Что до последних двух, так я могу ошибаться. Та, что будет ехать ко мне в лифте,

может их очень любить - на что мне, придется закрывать глаза.

 Я люблю архитектурные изыски глазами. Но тем, что будет хранить нас с ней от зимы и осени, им наверное не стать. Мне нравится глядеть на необычайное здание. Я люблю сталинский ампир, например, с его башенками. Люблю это до позывов обожания. С удовольствием задираю вверх голову при возможности их видеть. Не представляю себя в многоэтажной архитектурной неповторимости. В необычайном строении есть тайна. Снаружи, ты можешь только догадываться о расположении стен, высоте потолков, количестве комнат одних апартаментов, типе подъезда, и т.д. и т.д. Глядя же на типичный, шестнадцатиэтажный утёс спального района, окруженный ему подобными, ты ярко воображаешь его обитателей изнутри. Знаешь, что это выглядит примерно так же, как и там, где тебе уже приходилось бывать. Выглядит так, как в любых спальных микрорайонах твоих провинциальных, промышленных полисов. В подобной громадине, я себя представляю четко, ясно, детально, с цветом, температурой и запахом.

P.S.: 00:56 / 07.12.11. / Три часа от положенного перед ранним подьемом сна, ухнуто в этот текст. Знаю, что не зря./ Пусть завтрашний день сам позаботится о себе. Спокойной ночи :)

Очередное погружение

  Я не корчу из себя писателя. Чтобы родить этот пост, мне понадобился один вечер, мой ноутбук, две кружки черного пуэра, Philip Glass фоном и, конечно, уединение. Все в моём репертуаре. Кому-то будет лень это прочесть, кто-нибудь споткнется на третьей строчке и не станет продолжать. Кто-то из моего нынешнего окружения упрекнет в непонятности, абстрактности суждений. Кто-то снисходительно улыбнется. Кто-то презрительно фыркнет, посчитав душным умником и выскочкой. Не буду лгать - мне не все равно, но я принимаю каждую из этих реакций как факт. Кого-нибудь позабавит встречать орфографические и пунктуационные ошибки. Но, несмотря на все:

  Привет! Побудь со мной, тут так спокойно. Не мучают тяжелые мысли. Спокойная бодрость наладила голову на верный тон. Голова легка и лоб не зудит. Глаза еще свежи и, возможно, только начинают приобретать красноватую, мониторную усталость. На самом деле мне нравилась только ты....Ха, ха! Да нее! Это моё любимое стихотворение, а на самом деле говорить не о чем. Но, как бывало, нужно переступить порог нескольких абзацев, как текст начинает вести тебя туда, где ты еще не бывал. Интересно, где я окажусь на этот раз? Наверняка это будет глубокий нырок в себя, как обычно, чтобы достать со дна своей души что-то полезное, или наоборот - вынуть оттуда мусор, чтобы жить дальше полегче, почище...

  Стало быть, буду меняться. Работа над собой не прекращалась, конечно, но сейчас она приобрела более четкую форму и направление. Я собрался быть добрее к людям. Ня :) Стало быть, начал духовно очищать себя. Это большая работа. Нелегко быть добродушным, простым, бескорыстным, заинтересованным в каждом встречном, избавиться от беспричинной агрессии к окружающему миру. Самый не легкий момент - это сделать себя легким. Снизить чувство собственной важности, незаменимости. Выходки самца будут покидать меня самым болезненным образом, как я уже успел понять.

  Я - молодой человек двадцати трех лет. У меня есть амбиции и кое-какие надежды на собственную физическую состоятельность. Есть в прошлом маленькие шажки в спорте, которые, собственно и греют эту самцовую самоуверенность. Я иду по улице, встречая на своем пути людей. Люди мне совершенно не знакомы. Проявлять к ним свой негатив не верно и ни коим образом не обоснованно. Но, стоит встретиться двум мужским взглядам, примерно равным по социальной лестнице их обладателей, как сиюсекундно возникает милливольтажная агрессия - самцовое позиционирование. Подсознательная решимость смотреть в глаза до последнего. Мерилово юношеской дерзостью. Давно пора вырасти, но во мне это сидит. Радует то, что я наконец осознал глупость и молодость этих привычных реакций. Никакой гибкости поведения еще не приобретено. Я по-прежнему реагирую на эти ситуации двумя, а чаще одним способом. Первый заключается в решимости дерзить до рукопашной, второй в решении отвести взгляд, сделав вид, что ты случайно посмотрел в глаза подобного тебе самца. Подобного, по всем параметрам - антропометрическим, возрастным, упакованному тебе под стать.

  Нет гибкости, доброжелательности, трезвой оценки ситуации. Ведь человек, возможно, разглядывает тебя только лишь потому, что так же как и ты, изучает окружающий мир, учится правильно одеваться, выглядеть, вести себя. Все ведь познается в сравнении. Агрессивная реакция на внимание другого самца, в твою сторону, зачастую не адекватна. Из этого нужно вырастать. Время рассудит правильность моих сегодняшних суждений или заблуждений.

  Ну вот, абзацев уже не один, а я по-прежнему не знаю, зачем я это пишу. Хотя, знаю. Я делаю это для того, чтобы перечитав, взглянуть на себя со стороны. Это самый простой для меня способ, влезть в шкуру стороннего наблюдателя за самим собой. Искренне считаю полезным оставлять свои мысли в том виде, в котором они родились. Иначе говоря - писать. Идея живет 24 часа. Потом, это станет самым интересным чтивом, поэтому мои мотивы можно считать эгоистичными. Открывая через несколько лет этот файл, я буду касаться собственной истории, а что может волновать человека больше, чем кусочек истории его жизни, которого можно коснуться через годы? Файл с расширением .txt - стеклянная бутылка; символы в кодировке ANSI - записка; судьба - океан; я, через годы - мореплаватель нашедший записку. Разве это не интересно? Не романтично? Не практично? В каждый момент жизни, человеческие суждения подвержены влиянию обстоятельств, в которых он находится в этот момент. Обстоятельства изменяются - мировоззрение тоже претерпевает изменения. Такого рода записки, позволят выделить в будущем то, что называется внутренним стержнем человека. По таким зарубкам можно найти дорогу к корню своей личности. Годы будут идти, география станет все шире, людей за плечами больше, мировоззрение богаче, колокольня выше, прочитанного больше, ценности взрослее, вкусы тоньше. Под влиянием всего этого, нельзя будет точно судить о том, кем ты был раньше, и кем ты стал, духовно, сейчас. Это письмо является документом. Фактически, протоколом степени высоты твоего кругозора и остроты взгляда на жизнь.

  Все это время в моих "Синхайзерах" звучал Филипп Гласс, фоном. Но, внезапно он затих. В этот момент я снова поймал себя на ошибочном отношении к окружающему миру. Я разозлился на футбольную команду. Дело в том, что накануне, в отеле поселилась многочисленная группа человек - спортсмены. Я знаю по опыту, что эти парни являются активными пользователями интернета, т.к. они молоды, и достаточно продвинуты. Сейчас эти ребята разбрелись по номерам и многие из них используют Wi-fi сеть отеля, а так как полоса пропускания, иначе говоря, скорость, делится на всех, скорость моего соединения резко упала...

  Но почему я должен на них злиться? Они ведь не в моём доме. Сеть общая. У нас одинаковые права. А в моём случае, я вообще не прав в своей злости - я сотрудник отеля. Я на работе. А сеть предназначена для гостей. Вот так, во многом и определяется наше отношение к окружающему миру, к жизни. Прежде чем адекватно рассудить, мы, по вредной привычке, принимаем все слишком близко к сердцу, еще и с не здоровой долей эгоизма в нем.

  Ну вот. Я встал, прошелся по комнате, взглянул в зеркало. Мои глаза приобрели блеск, красноватую припухлость, - признаки усатости, т.е. усталости. Помимо доброго отношения к миру, надо иметь доброту и к себе. Научиться расслаблять себя не менее важно. На этом все. С этого момента позволю себе расслабить таки натруженную голову. :)

   

Люди читающие, приобретают латентный снобизм в свой характер, ведь они меньшинство.

Мой взгляд на эмоциональное взросление

 Когда нет ни вдохновения, ни материала, но есть силы - настукиваю по клавиатуре в дневник. Вдохновение - это хорошее настроение. Материал - это сильная заинтересованность. Ни того, ни другого, увы нет. Писать дневник - это разминать мозг. Разминать мозг - это хорошо. Разминать мозг - это попытка встать на путь вдохновения, настроиться на нужную волну. Писать имею потребность, с некоторых пор. Ничего плохого в этом нет, а раз нет в этом ничего плохого - это хорошо. Не представляю себе пограничное состояние между "Goоd" & "poorly". Побольше английских терминов и просто слов по-английски, Виталий - коль до употребления фраз еще только растёшь...

 Заинтересованность - это жизненная энергия, ее присутствие в хорошем количестве. Жаль, но чем старше, тем чаша внутри меня полнее и впихнуть в эту чашу еще эмоций сложнее. Вернее, впихнуть, положить - пожалуйста! Только вот накопленное разбавляет это так сильно, что вкус новых эмоций жизни не почувствовать так остро, как это было раньше, - вот где кроется корень возрастной грусти. Как не почувствовать тридцать крупинок сахара в гранёном стакане чёрного чая. Мы все с течением жизни понимаем наркоманов. Доказать? Пожалуйста: Наркоман употребляет наркотики дабы взять свой кайф. Кайф - это эмоции. Обыватель живет для того же. Вкусная еда, секс, зрелища, общение, все это чистые эмоции. Наркоман вынужден увеличивать дозу - опыт растет. Обыватель вынужден увеличивать дозу эмоций - опыт растет, взрослого человека не рассмешит "хуй" на заборе. Вывод: наркоман и обыватель стремятся к эмоциям, наркоман и обыватель вынуждены увеличивать дозу. Наркоман и обыватель имеют одинаковые цели, но разные по силе воздействия средства. Почему наркотики зло? Они вызывают эмоции, которые в разы превышают порог трезвой дозволенности. Следовательно, они старят тебя. Старят тем сильнее, чем сильнее вещество. Именно старят, потому, что чаша опыта внутри тебя растёт с твоим возрастом. Чаша - это твоя мудрость. Психологически, процесс этот постепенный. Наркотик растягивает твою чашу за один прием так, как она растянулась бы за несколько лет. Эмоционально ты вмиг остаешься в прошлом, со своей огромной чашей эмоционального опыта, разбавить который "хуем на заборе", - как это раньше бывало,- не возможно. Следовательно, наркоман, испытавший, испытывает такой дефицит эмоций, образно выражаясь, какой испытывает заключенный одиночно, пожизненно. Отсюда следующий вывод: наркотики сильнейшее зло. Доказать? Пожалуйста: ни одна вещь изобретенная человеком, не способна так скоротечно, но не мгновенно отбирать время, отпущенное на твою жизнь, как наркотики. А что ценнее всего в этом мире? Главная ценность - время. Время - деньги. Деньги можно занять, украсть, заработать, найти под ногами, тем больше, чем больше у тебя времени. Ко времени же, ничего из вышесказанного не применимо.

Надо учиться освобождать себя от опыта. Мудрость зло. "Многие знания - многие печали" (с).

Счастлив тот, кто способен оставаться молодым в душе, даже с внешностью старика. Представь себе: наркотик не поднимает твой опыт, не растягивает чашу, вызывает одни и те же ощущения с первого приема, доставляет одно и то же удовольствие не разрушая. Наш наркотик - эмоции. Счастлив тот, кого можно радовать одним и тем же изо-дня в день. Мудрый человек не может быть веселым. Веселый человек - счастлив. Или, возможно, я слишком ревнив, слишком противлюсь принять то, что вокруг все же есть люди, которые от природы мудры и веселы в равной степени. Я не весел. Увы. Верь я в бога, попросил бы: "Господи, сделай меня мягче, научи меня радоваться мелочам, оставь знания и умения, но забери грусть мудрости."

Когда жизнь меня ёбнет по-настоящему, я поверю в бога до того момента, пока не отпустит или убьёт совсем. Если отпустит - наверняка запишу это в чудесный божий поступок и тем самым, укреплюсь в своей вере. Когда обстоятельства нависнут надо мной ядовитым, ртутным куполом, я поверю в бога. Я сделаю это непроизвольно, это сделает моя психика. Моя психика во власти генетики. На генетическом уровне моё сознание автоматически включит функцию "Поверить в бога", чтобы не спятить и не опустить руки. В то, что я на время поверю, когда это, возможно произойдет - я верю на 100%. Но в то, что продолжу верить если отпустит, я верю лишь на 50%. Эти пятьдесят процентов будут на стороне "верить", если я не смогу преодолеть страх того, что это произойдет снова. Если моё сознание окажется сильнее генетики и автоматических функций психики - я останусь собой.

 Такие дела. Получилась блок-схема. Если - то. Программирование. Основываясь на этих размышлениях можно составить блок схему. Составив блок схему, можно написать программу. Программа получает данные, в виде жизненных обстоятельств. Начинает работать и моделирует тебя в будущем.  На входе - обстоятельства. На выходе - разный ты. Вот, во что я склонен верить. Жизнь - это невероятно сложная программа. Огромный объем информации, упорядоченный сложным образом. Все вокруг не хаос. Все подчиняется алгоритмам. Судьба, может быть и есть, но обладает такой гибкостью вариантов, что назвать этот алгоритм судьбой уже нельзя.